Мария Петровых
Назначь мне свиданье
на этом свете.
Назначь мне свиданье
в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье
в том городе южном,
Где ветры гоняли
по взгорьям окружным,
Где море пленяло
волной семицветной,
Где сердце не знало
любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных,
по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки
сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной…
Ты помнишь ли тот поцелуй
поднебесный?..
Числа я не знаю,
но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном…
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу
по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим,
Пока еще видим,
Пока еще дышим,
И я сквозь рыданья
Тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье,
хотя б на мгновенье,
На площади людной,
под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье…
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.

Борис Пастернак
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Благодарность

Она сказала: « Он уже уснул»,-
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь.
Она шептала что-то чуть картавя,
звук «р», как виноградинку, катая
за белою оградою зубов.

« А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою. И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг – я снова женщина. Смешно?»

Быть благодарным – это мой был долг.
Ища защиты в беззащитном теле,
Зарылся я, зафлаженный, как волк,
В доверчивый сугроб ее постели.

Но, как волчонок загнанный, одна,
она в слезах мне щеки обшептала,
и то, что благодарна мне она,
меня стыдом студеным обжигало.

Мне б окружить ее блокадой рифм,
теряться, то бледнея, то краснея,
но женщина! меня! благодарит!
за то, что я! мужчина! нежен с нею!

Как получиться в мире так могло?
Забыв про смысл ее первопричинный,
мы женщину сместили. Мы ее
унизили до равенства с мужчиной.

Какой занятный общества этап,
коварно подготовленный веками:
мужчины стали чем –то вроде баб,
а женщины –почти что мужиками.

О, господи, как сгиб ее плеча
мне вмялся в пальцы голодно и голо
и как глаза неведомого пола
преображались в женские, крича!

Потом их сумрак полузаволок.
Они мерцали тихими свечами…
Как мало надо женщине,- мой бог!-
чтобы ее за женщину считали.

Евгений Евтушенко 1968 год.

Ершалаим и его область ждут тихих странников: мы идём, наше смиренье и наша подлость — агнец, которого мы ведём. Ершалаим, возвести всюду: здесь собирается всякий сброд, будем ругаться и бить посуду, если захочется — наоборот. Ершалаим, знаю, мы лишни, нам не встречать Тех, кого ждём, пусть же прогонит тогда Всевышний нас! А пока — мы к тебе идём. Ершалаим, покарай смело, в пламя войны своей мелкой вбрось, правое пусть мы вершим дело, только вершим его наискось. Ершалаим, кто твою крепость напрочь разрушил, спалив дно? Вот же какая случись нелепость — сразу падёшь, цитадель снов. Ершалаим, мы умрём, знаю, все, не дойдя до твоих ворот, и под собачьим глухим лаем будет пустыня нам — эшафот. Ершалаим, так моли Бога, чтобы Завет не пропал зря, нам же осталось совсем немного, самое лучшее — до декабря. Ершалаим, я хочу, знаешь, чтобы ты жил безо всех, пуст, но если, всё-таки, проиграешь — чтобы вновь огненный ожил куст. Ершалаим, так живи вечно, нам же — до звёздочки первой быть, а над тобою твой Путь Млечный будет гореть. И тебе — не остыть.

оригинал

Детектив закрученный
словно в телевизоре,
от клиентов прячется
девочка по вызову.
Сутенёрам вешаться —
без причины вроде бы
затерялась бестия
в миллионном городе.

От судьбы награда
или же немилость,
ей любить не надо,
а она влюбилась.
Стала вдруг профессия
сердцу не указ,
ну а ласки с милым —
будто в первый раз.

Приносила тысячи
карта нынче битая,
в отрасли секс-бизнеса
самая элитная.
Депутат влиятельный
угрожает тюрьмами.
Отыщите девочку!
Отыщите глупую!

От судьбы награда
или же немилость,
ей любить не надо,
а она влюбилась.
Стала вдруг профессия
сердцу не указ,
ну а ласки с милым —
будто в первый раз.

Только не получится
сериала длинного.
Нанимают киллера
на её любимого.
Пусть всё и закручено,
как по телевизору,
не соскочит с поезда
девочка по вызову…

Вячеслав Игнатович

— Скучно.
Это томное «скучно» мы особенно любим. Взрослеющие дети, вечно стремящиеся хоть как-то разнообразить свою жизнь. Но время летит, и то, что раньше казалось таким привлекательно-недозволенным теряет всю свою прелесть. Мы замыкаемся, дичаем, и, если настоящая взрослая жизнь не подгребает нас под себя — умираем.
Скучно как диагноз. Наркотики, алкоголь, любовь (на все лады), шмотки, мелкие правонарушения, unerground, невинное, милое сумасшествие — в качестве медикаментов. В результате — привыкание, которое лишь делает болезнь гораздо более невыносимой.
— Скучно.
— Да. Жутко.
Маленьким лучиком стала моя личная любовная история, маленький романчик, благодаря которому мне на долю секунды показалось, что в жизни (или вне ее) все-таки есть что-то, не похожее на жвачку, теряющую свой вкус после десятиминутного пребывания во рту. Не знаю, так ли это, да и думать не хочу. Я — потребитель, эгоистичный и безжалостный. Пока я чувствую вкус — я доволен. Как только я перестану его чувствовать — выплюну и возьму новую.
Читать далее

В душе моей ад написанный кровью,

На белом пергаменте белой души,

Кровью извечною,кровью бессмертного

Рожденного в чреве обозленной судьбы.

Полвека не могу принять,

Ничем нельзя помочь,

И все уходишь ты опять

В ту роковую ночь.

А я осуждена идти,

Пока не минет срок,

И перепутаны пути

Исхоженных дорог.

Но если я еще жива,

Наперекор судьбе,

То только как любовь твоя

И память о тебе.

Анна Васильевна Тимирева