Помню, мне было года три, когда она у меня появилась. Она была похожа на секретик — знаете, это когда в земле выкапывают маленькую ямочку, кладут туда фольгу, на нее — какие-нибудь цветочки, бусинки, что хочешь, в общем. А поверх всего этого — маленькое стеклышко. Затем ямку снова закапывают, но как-то это место отмечают- ну, палочку ставят или еще что. И, когда очень грустно, убирают землю и смотрят на блестящие бусинки под толстым и грубым стеклом.
Я любил делать «секретики», но ее я любил еще больше. Она была только моей, никто не мог ее раскопать, отрыть, разбить. Она сверкала и искрилась, хитро подмигивала мне и показывала остальным язык.
Другие ребята завидовали и иногда заводили свою, но не могли уследить и оттого она каждый раз умирала. А моя — жила, и потому они завидовали еще больше.
Я говорю о тайне. Тогда, в три года, она у меня появилась. Я положил тайну в жестяную коробку из-под чая — в такую большую, разноцветную, с нарисованными на ней слонами — коробку засунул в тумбочку, закрыл на ключ, а ключ всегда носил на шее. Впрочем, никто все равно не знал о том, что моя тайна находится именно там, так что я не волновался.
Сейчас мне уже далеко за сорок. У меня есть жена, Ира — замечательная во всех отношениях женщина, заботливая, добрая;есть сынишка, Пашка, ему еще всего четыре годика. А еще собака есть.
Но никто из них не знает моей тайны. Иногда думаю — глупо это все, не по-взрослому. А потом, как вспоминаю, что всю жизнь хранил ее, что и мама, и папа умерли, и «секретики» все давно раскопаны, и стеклышки разбиты — лишь она одна жива, в своей жестяной коробке — так и начинаю оберегать ее пуще прежнего, и улыбаюсь ей, как тот мальчик, трех лет отроду.
И она отвечает мне загадочным мерцанием.
Читать далее