Вечер наплескал на крыши темного вина,
Звезды тихо шепчутся, лукаво, словно бесы…
А в своей постели снова мается без сна
Золушка, влюбленная не в принца, а в принцессу.
Ей плевать на мачеху и дурочек-сестриц,
На тычки, насмешки и на вечные укоры.
Ей на бал не нужно — там лишь только глупый принц,
За которого принцесса замуж выйдет скоро.
Золушка тоскует… Что ж, удел ее таков,
Ведь ее мечты противоречат добрым сказкам.
Ноги в кровь изрезаны стеклом от башмачков,
Вся ее судьба какой-то не такой окраски.
Золушка лежит, часами смотрит в потолок.
Всем известно, что принцессы любят только принцев…
Золушка под одеялом съежилась в комок.
Засыпай, глупышка. Пусть она тебе приснится.
Вечер наплескал на крыши темного вина,
Звезды тихо шепчутся, лукаво, словно бесы…
А в своей постели снова мается без сна
Золушка, влюбленная не в принца, а в принцессу.
Ей плевать на мачеху и дурочек-сестриц,
На тычки, насмешки и на вечные укоры.
Ей на бал не нужно — там лишь только глупый принц,
За которого принцесса замуж выйдет скоро.
Золушка тоскует… Что ж, удел ее таков,
Ведь ее мечты противоречат добрым сказкам.
Ноги в кровь изрезаны стеклом от башмачков,
Вся ее судьба какой-то не такой окраски.
Золушка лежит, часами смотрит в потолок.
Всем известно, что принцессы любят только принцев…
Золушка под одеялом съежилась в комок.
Засыпай, глупышка. Пусть она тебе приснится.
Было то свиданье над прудом
кратким, убивающим надежду.
Было понимание с трудом,
потому что столько было между
полюсами разными земли,
здесь, на двух концах одной скамьи,
и мужчина с женщиной молчали,
заслонив две разные семьи,
словно две чужих страны, плечами.
И она сказала – не всерьез,
вполушутку, полувиновато:
« Только разве кончики волос
помнят , как ты гладил их когда –то».
Отводя сближенье, как беду,
крик внутри смогла переупрямить:
« Завтра к парикмахерше пойду –
Вот и срежу даже эту память».
Ничего мужчина не сказал.
Он поцеловал ей тихо руку
и пошел к тебе, ночной вокзал,-
к пьяному и грязному, но другу.
И расстались вновь на много лет,
Но кричала, словно неизбежность,
Рана та, больней которой нет,-
Вечная друг другу принадлежность.
Дыханье океана со лба откинет прядь.
Лоскутный неба край коснётся горизонта.
В зеркальной глубине блеснёт стальная гладь,
И ветер в вышине шепнёт слова о ком-то.
Опять мир тайных грёз завёт её назад,
В душе цветёт цветок надежды ожиданья,
А сердце с чьим-то сердцем стучит как прежде в такт,
И не желает верить в отчаянность прощанья.
Осенний тёплый бриз ласкает шёлк волос,
Шар яркого огня жжёт небо, разгораясь,
На шее пламенеет шарф цвета алых роз,
И губы шепчут имя, как будто в чём-то каясь.
Степных увядших трав горячий аромат
В калейдоскопе дней напомнит ей о лете,
За кораблём вдали вновь устремится взгляд,
Растаявшем, как сон, истлевший на рассвете.
Быть может новый день ей облегчит судьбу,
И рыцарь её грёз без страха и упрёка,
Услышит обращённую к нему её мольбу,
И вложит в ножны меч, найдя назад дорогу.
Когда вижу я его,
Моё сердце замирает
Я смотрю ему в глаза,
А он меня не замечает
Хочу приблизиться на миг,
Но он не знает…
И я стою, не понимая,
Как безответная любовь
Мои мечты все убивает
И тихо в сердце умирает…
Меня спасает камланье ветра, его напевы в подземных трубах, по ржавым рельсам он метр за метром целует робко немые губы.
Я отрицаю всё, что возможно, что восхваляли отцы и деды, а ветер двигает осторожно меня. Послушно стираю кеды.
Пусты районы безликой ночью, за полным штилем луна хохочет, скрипучий хохот давно отточен — я ей любовник. И тамагочи.
В калёных стенах меня колотит — озноб проклятый, опять простуда, соседи — против, и сам я — против, но ничего не поделать — буду
молиться ветру, пока ударом меня не вмазало в подземелье, туда, где он робко лижет фары и будит танцем во тьме тоннели.
Меня спасает камланье ветра, его напевы в подземных трубах, по ржавым рельсам он метр за метром целует робко немые губы.
Я отрицаю всё, что возможно, что восхваляли отцы и деды, а ветер двигает осторожно меня. Послушно стираю кеды.
Пусты районы безликой ночью, за полным штилем луна хохочет, скрипучий хохот давно отточен — я ей любовник. И тамагочи.
В калёных стенах меня колотит — озноб проклятый, опять простуда, соседи — против, и сам я — против, но ничего не поделать — буду
молиться ветру, пока ударом меня не вмазало в подземелье, туда, где он робко лижет фары и будит танцем во тьме тоннели.
О женщине Грузии дальней Поведал мне мудрый поэт, О песне простой и печальной, Которой печальнее нет. Я думал, поэт воспевает, Живя от столицы вдали. Но женщин таких не бывает У нашей холодной земли.
Откуда походка газели, И что это значит - газель? Друзья на девчонок глазели, И я вместе с ними глазел. Что только природа не знает, Чего только в ней не нашли, Но женщин таких не бывает У нашей холодной земли.
Откроешь другого поэта - Там тоже грузинка-княжна, Вдали от столичного света Как ангел, верна и нежна. Поэт от меня не скрывает, Что раньше поэты могли. Но женщин таких не бывает У нашей холодной земли.
Я был у предгорий Кавказа, Гулял по проспектам Москвы, И все же не видел ни разу Другую, такую как вы.. Сидите со мною, живая, И глупая мысль пронеслась: Ведь женщин таких не бывает... Откуда же эта взялась?
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.
