***
Когда бездумно пророчит лето,
А человеку — шестнадцать лет,
И столько веры в свои победы
И в то, что бога на свете нет!
И вечер теплый, и ветер южный,
И окрыляет избыток сил,
И очень важно, и очень нужно,
Чтоб кто-то бережно объяснил,
Что жизнь проходит, меняет краски,
То зацелует, то отмстит,
Не все то горе, что нету счастья,
Не все то золото, что блестит,
Что в мире много таких вопросов,
Где не ответить начистоту,
Что резать вены — еще не способ
Свою доказать правоту.
В смокинг вштопорен,
побрит, что надо.
По гранд
по опере
гуляю грандом.
Смотрю
в антракте –
красавка на красавице.
Размяк характер –
Все мне –
нравится.
Талии —
кубки.
Ногти –
в глянце.
Крашеные губки
розой убиганятся.
Ретушь –
у глаза.
Оттеняет синь его.
Спины
из газа
цвета лососиньего.
Упадая
с высоты,
пол
метут шлейфы.
От такой
красоты
Сторонитесь, рефы.
Повернет
в брильянтах,
пошевелится шаля,
на грудинке
ряд жемчужин
обнажают
шеншиля.
Платье – пухом.
Не дыши.
Аж на старом
на морже
только фай
да креп –де-шин,
только
облако жоржет.
Брошки – блещут…
На тебе! –
С платья
с полуголого.
Эх,
к такому платью бы
да еще бы…
голову.
Я был в Эдеме видел снег и град с дождём!
То Посейдон свирепствует быть может…
Видал гонца Гермеса,а потом
Решил что из богов мне помощь оказать
Никто не сможет!
Я гнался потушить костёр накликав бурю.
Метался в поисках воды — разжёг костёр,
Уста прекрасных дев я не целую,
Хотя те и лежат кишмя в упор,
Я не наивен чисто скептик,а иначе
Вполне быть может статься мог я дураком,
Игра приятна в дурака,да и тем паче
Чтобы играть не обязательно
Быть дураком!
Я гнался полюбить накликав ярость,
А жажда ярости свела меня к любви,
Что уготовит мне та леди Старость,
Что каждого из нас ждёт впереди?
Я гнался к людям,но жестоко обманулся,
А обманувшись понял — человек,
Я окунулся в вашу грязь и не проснулся,
Судьба такая у меня — искать ответ.
Эти стихи, наверно, последние.
Человек имеет право перед смертью высказаться.
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки,
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это удавалось плохо,
С каждым днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверное, никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастые скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я,
Поэтому твои письма после полтавской встречи
Стали конкретными и объективными, как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Поэтому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпку гвоздя
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
…Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее).
Но я только то, что я есть — не больше и не меньше :
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами и обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одета в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю.
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хотется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
…Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки,
Но я нечаяно назвала их твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется назвать твоим именем :
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и облака с розовато-жёлтою каймою —
Все они на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твоё рукопожатие,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить даже арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выделяются плоские буквы в бурых конвертах,
Номинированые и обезжиреные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю то, что мне хочется).
…Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне с экрана,
Ты проходишьпо залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня, как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
…Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние, и мне ничего больше не совестно).
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя :
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут так нежны, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно).
… Я могла бы босиком пройти до Белграда,
И снег дымился бы под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
Впервые с английскими эпиграммами я познакомилась в 13 лет. Знаете, были раньше такие большие настольные календари, в которых помимо обязательной расшифровки памятных дат и праздников печатали интересные статьи, рассказы и стихи. В то лето я как всегда страдала у бабушки на грядках и однажды, от скуки взяла в руки такой календарь (не помню уже за какой год). Когда дошла до эпиграмм, пришла в полный восторг. Особо понравившиеся заучивала наизусть и потом самозабвенно декламировала подружке.
Джон Хейвуд
Ок. 1497 — ок. 1580
ДВА РАЗНЫХ ПОЖЕЛАНИЯ
— Жена, пусть будет ротик твой так мал,
Чтоб он слова почти не пропускал.
— Дружок, а твой пусть будет так велик,
Чтоб выложил всю дурь в единый миг.
Джон Харингтон
1561—1612
НА ПИСАТЕЛЕЙ, ПРИДИРЧИВЫХ К КНИГАМ СВОИХ СОБРАТЬЕВ
Мои творенья хвалят книгочеи,
А вот иные рыцари пера
Поносят их. Но на пиру важнее,
Что скажут гости, а не повара.
ПРОСТАЯ ИСТИНА
Мятеж не может кончиться удачей, —
В противном случае его зовут иначе.
Джон Саклинг
1609—1642
МЕТАМОРФОЗЫ ЛЮБВИ
Не превращал ли коварный божок
Ио в корову, Нарцисса — в цветок?
Феба он сделал простым пастухом,
Зевса расплавил в дожде золотом.
Нет Купидоновым шуткам числа.
Вот и меня превратил он в осла.
Джон Гей
1685—1732
ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ Надпись в соборе Эльджин
Какая шутка — наша жизнь земная!
Так раньше думал я. Теперь я это знаю
КТО ЕСТЬ КТО
Вот бабочка. Но ветреница эта
Есть гусеница. Только разодета.
Анонимная эпиграмма (XVIII век)
МАЛОУТЕШИТЕЛЬНЫЙ ИТОГ
Мой кошелек с моею головой
Все препирались, кто из них пустой.
Я тщательно исследовал нутро их.
Картина оказалась такова:
До удивленья пусто в них обоих,
Но первенствует явно голова.
НА ГЕОРГА III no поводу предложения ввести налог на погребение
Любовь — странное чувство. Вроде бы все знают что это такое, но далеко не каждый способен отличить ее от симпатии, страсти, влюбленности. Кажется мне порой, что истинная любовь не та, что с первого взгляда, но та, что до последнего вздоха. Истинную любовь можно сравнить с хорошим дорогим вином, которое со временем приобретает более глубокий насыщенный вкус и не превращается в уксус.
Есть у нас в деревне одна супружеская пара. Много лет вместе. Он инвалид детства (сухая рука). Хотел в юности поступать в художественное училище, да не взяли из-зтой самой пресловутой инвалидности. А Он даже одной рукой такие узоры по дереву вырезал, какие не всякий здоровый мастер способен сделать. Она много лет проработала на фабрике мягкой игрушки. Швея хорошая. Сын у них был. Двое внуков. Приезжали исправно в деревню на каникулы. А она внука домой свистком подзывала. бывала свистнет по разбойничьи в свистульку, а внук вопит на всю округу: «Ба, Идууу!!!».
Время неумолимо движется вперед. В детстве кажется, что ползет оно как улитка, важно и неторопливо.Но стоит повзрослеть и оно ускоряет свой бег… Да так, что мимо проносятся уже не годы, — десятилетия.
Внуки подросли и приезжать перестали. Умер единственный сын. И болезнь скрутила ноги. Да так, что Она перестала из дома выходить. Потом серые больничные будни, одна операция, другая. И вот уже сидит Она у окошка в инвалидной коляске. Сидит и смотрит день деньской на ту Жизнь которая продолжает переливаться всеми цветами радуги уже без нее.
Ходят подружки. Исправно ходят. Почти каждый день. Да и как не ходить, если Он, всякий раз пробегая по деревне, ловит за рукав той единственной здоровой рукой и говорит срывающимся голосом: «Что же ты не зайдешь. Одна ведь, совсем одна. Плохо ей!». Торопливой походкой домой. В руке целофановы пакет. В магазин бегал. Да еще за лекарствами. Такие дорогие лекарства стали!
«Он все мне принесет, что ни попрошу! Попрошу клубники зимой, — принесет!». И ему через плечо: «Принесешь?»
«Принесу!»_ твердо и значимо. Словно не ей обещание дает, а самому себе
У всех в деревне уже есть вода. У них пока нет. Ходит на колодец. На плече коромысло. Одной рукой много не натаскаешь. Да еще дачник трос обрывают регулярно. Зла на них не хватает!
«Он мои ноги и руки. Руки вот отниматься начали.» «А что по деревне не ездеете?»- спрашиваю
«Кто меня повезет? А Ему тяжело. Все ведь на нем»
Недавно выхожу с ребенком на прогулку и слышу тот самый свисток.
Смотрю, Он бежит через поле с полной сумкой и кричит: «Идууу!».
Может быть, в сумке как раз спелая клубника…
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.
