А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Ты боялась меня,
обнимала несмело.
Отводила глаза, в меня пальцы вминая,
и стеснялась того,
что совсем ничего не умела.
А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Тебя нежность бросала то в жар,
то знобила.
Я представить не мог,
что ты можешь быть злая.
Ты красивой была,
потому что любила.
А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Твоя кожа пушком под рукой золотела.
И я весь до сих пор, словно рана сквозная,
где, светясь,
твое тело во мне пролетело.
А была ты красивой?
Я даже не знаю.
Но тебя сохранил,
суеверно колдуя.
Я останусь тем зеркалом,
где глубина ледяная
заморозила нежно тебя,
навсегда молодую.
А что вы хотели? Конечно, не пахнут. Бумага она и есть бумага. Заработал ли ты эти рулоно-рубли (рулоно-доллары/рулоно-евро, не важно) своим хребтом, убил ли кого, ограбил, прелюбодеяние ли сотворил… Банкноты остаются безликими, бездушными. Взгляд Петра I или Авраама Линкольна на прямоугольной формы бумажке не изменится ни на йоту.
Или вот такой пример. Завод ЖБИ изготовил сваи для фундамента. Эти сваи заказали у завода два учреждения — монастырь и тюрьма. Когда оказалось, что тюрьме не хватает свай, а монастырь заказал больше, чем необходимо, сваи с благословенной территории монастыря благополучно перекочевали на уж не знаю какую, но явно не благословенную территорию тюрьмы. Или наоборот. Значит ли это, что тюрьма будет с запахом монастыря/монастырь с запахом тюрьмы? Очевидно, нет. Сваям (всего лишь параллелепипедам из железобетона) все равно, что нести на себе, обитель Бога или обитель зла, извиняюсь за избитое сравнение.
Кстати, банковские карточки тоже не пахнут. И чеки. И вообще ничего не пахнет ни злом, ни добром. Ни одна вещь/услуга. Пахнет (благоухает сладостнее розы/распространяет зловоние похлеще трупного) только наша совесть/сове$ть. Об этом помните, товарищи/господа/человеки.
А истина где-то посередине.
Не справа, не слева, не
на сцене, на исповеди, на вершине,
не в пламени, не со дна.
Глупо чего-то бояться ныне:
мы же давно во сне.
Мы заказали себя иными,
и ждём исполнения сна.
Детство преграды рушит, возраст слезинки сушит, вёсны шуршат снаружи, зимы стучат в окно. А ты пропил, проспал, проел свою бессмертную душу.
Прожил, пролюбил, промотал, проглядел в кино.
А истина — где-то посередине.
Не надо бояться слов:
слова не бывают лживыми или
правдивей, чем сон любой.
Они не небыли и не были,
и не основа основ.
Слова — это просто твои живые
попытки побыть собой.
С яблонь срывая груши, крики глуша «послушай!», кушай, дитёныш, кушай — останешься молодым. А я пропил, прокурил, прогулял свою бессмертную душу.
Продал, прожил, просвистел, променял на дым.
А истина — где-то посередине.
Без криков, похвал, наград,
без покаяния, без орудий,
мифов, чертей, прикрас.
Пойдём, прогуляемся по пустыне —
может, посадим сад.
Или, наоборот, порубим
то, что росло до нас.
Солнце дробится в лужах, нервы гудят от стужи, сердце пушистой клушей бьётся у царских врат. А мы проедим, проспим, прокутим свою бессмертную душу.
Пролюбим, прожжём и протащим с собою в ад.
Она привыкла и ей плевать — условия все сгодятся.
Она привычно свернётся в клубок, и будет тихонько спать.
И будут все черти и все ослы над нами в аду смеяться.
А нам до фени: ведь как-никак, а мы при душе опять.
Парус несётся, взрезая льды, и не спешит на сушу: берег, солёной водой залит, виден издалека. А ты пролюби до прозрачных дыр свою бессмертную душу.
Ежели то, что под ней, болит — значит, живой пока.
Не спугни. Не спугни. Подходи осторожно,
Даже если собою владеть невозможно,
Когда маленький ангел на белых крылах —
Вот еще один взмах, и еще один взмах —
К нам слетает с небес и садится меж нами,
Прикоснувшись к земле неземными крылами.
Я слежу за случившимся, веки смежив.
Чем жила я доселе, и чем ты был жив,
И моя и твоя в мире сем принадлежность —
Все неважно, когда есть безмерная нежность.
Мы не снегом — небесной осыпаны пылью.
Назови это сном. Назови это былью.
Я могу белых крыльев рукою коснуться.
Надо только привстать. Надо только проснуться.
Надо сделать лишь шаг различимый и внятный
В этой снежной ночи на земле необъятной.
Часто в раннем детстве у меня спрашивали: «Поранилась? Больно?» и на мои утвердительные кивки головой отвечали: «Ну ничего. Поболит, поболит, и заживёт».
Заживёт. Слышали? Заживёт! Если сердце болит — это только и значит, что оно обязательно заживёт.
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.
