***это прошлое, вряд ли нам следует помнить о прошлом.
это ушлое дошлое зряшное бывшее (верь мне)
обнаглевшее счастье мое в варианте киношном
об которое билась то камнем то каплей то просто как дура

мне легко говорить я теперь совершенно другая
я взираю на все с туповатой ленивой ухмылкой.
ты еще покричи порыдай: о моя дорогая!
я услышу тебя не глухая но лучше не надо.

я к тебе не приду ни под вечер ни тайно ни в белом
из фамильного склепа а может быть прямо с вокзала
потому что мой друг я тебя игнорирую в целом
слишком долго мой друг я тебя по частям забывала.

что ж, желаю тебе ни добра ни покоя ни воли
ни сумы ни тюрьмы ни пристанища и ни причала
ах, какую любовь мы бездарно с тобой запороли
и не дай нам господь начинать эту песню сначала.

Наталья Воронцова-Юрьева

Ещё одно усилье —  и рекорд,

Как раз и не хватает часто нам.

Люди живут, ходят,

Не оставляя тень….

Aleetet

Под невыплакавшейся ивой
я задумался на берегу:
как любимую сделать счастливой?
Может, этого я не смогу?

Мало ей и детей и достатка,
жалких вылазок в гости, в кино.
Сам я нужен ей – весь, без остатка,
А я весь – из остатков давно.

Под эпоху я плечи подставил,
так, что их обдирало сучье,
а любимой плеча не оставил,
чтобы выплакаться в плечо.

Не цветы им даря, а морщины,
возложив на любимых весь быт,
воровски изменяют мужчины,
а любимые – лишь от обид.

Как любимую сделать счастливой?
С чем к ногам ее приволокусь,
Если жизнь преподнес ей червивой,
Даже только на первый надкус?

Что за радость – любимых так часто
обижать ни за что, ни про что?
Как любимую сделать несчастной –
знают все. Как счастливой – никто.

Евгений Евтушенко. 1981.

«Трава…мокрая…так хорошо, когда можно дышать полной грудью. Вдыхая призрачные запахи и обманчивые образы. А если прищурить глаза вот так и посмотреть на эту дорогу, можно увидеть таиственного странника в чёрном плаще…такого смешного с тяжёлой котомкой. А открывая глаза, чувствовать, как по щекам катятся слёзы…
«Хорошо» — слово, произнесённое на выдохе, сопровождаемое клубочками пара приобретает какой-то особый смысл. Такой далёкий от обычного «хорошо», связанного с чем-то плотским и живым…
Когда я здесь — моя жизнь останавливается, как старинные часы в шкатулке…гулкое тиканье, как биение сердца, раздаётся в деревянной коробке, как у меня в ушах…порой кажется, что вот-вот и оно остановится..еще совсем немного. Но сердце успокаивается и снова выдох…и снова это самое «хорошо»…чувство гордое, будто побывал на краю пропасти…
И так хочется сказать что-нибудь и на языке вертится что-то, что горчит и жжёт губы, словно уксус. И ты говоришь…и говоришь…тихим, срывающимся шёпотом, то и дело переходя на свист…говоришь до изнеможения, до тех пор, пока не находишь то самое. То, что так важно было сказать…произнести вслух. Дать знать об этом небу, ветру и всему, что тебя окружает…скрепить себя с этим и остаться верным…
Когда то заветное сказано, на душе становится легко и пусто, так, что слышно свист ветра и тоненький звон серебрянных колокольцев, а на пересохших и искусанных губах чуть горький привкус мяты…
Мокрая трава…вертер ласкает шею и лицо…и так клонит в сладкую дрёму…»

Ул. Кржижановского, 6. Ресторан "Астахов". Один из сотен московских ресторанов, где обсуждается все, от политики и шоубиза до шпилек и шляпок. Где завязываются "знакомства с продолжением" и без. Где льются вина на стол и под. Где отдыхают в компании и в одиночку. Совсем как я.

Красные сапоги на пятнадцатисантиметровом каблуке, облако духов, игривая полупрозрачная розовая кофточка, узкие джинсы на бедрах. Минимум пудры, максимум блеска. Блеска не только на губах, но и в глазах.

Все растворяется в красном вине. Невероятно, как в такую нимфетку ростом 154 см и весом 42 кг может влезть без последствий столько алкоголя.

— Девушка, Вам бы на улицу Красных фонарей.

— А Вы приглядитесь повнимательнее. Эти улицы — всюду. Разве я не права? — испытующе-кокетливо смотрю на интеллигентного незнакомца средних лет, хлопая накладными ресницами.

— Правы. Я за Вами наблюдаю уже полчаса. 

— И что же Вы за эти полчаса разглядели?

— Помимо хорошенькой  девочки-Дюймовочки?

— Да. 

— Если я скажу, Вы обидитесь.

— Тогда молчите.

— Хорошо. Вам  ведь 18, верно?

— Мне 21.

— Я хотел сказать 16, но не решился.

— А я хотела сказать, что вопрос про возраст был нетактичным, но не хотела Вас обидеть.

— Простите.

— Ничего страшного. Правда. И, знаете, мне пора.

— Вас подвезти?

— Спасибо, но здесь недалеко. Вавилова, 48. Двадцать минут пешком.

— На таких-то каблуках?

— Я привыкла. До свидания.

— До свидания, Дюймовочка. Берегите себя.

Час поздний, и фонари горят уже давно. Только они совсем не красные. Они желтые.

Ох, не раскладывай, цыганка, карты к ночи,
Судьбу свою нам ни за что не поменять,
Сердечко бьётся и любить безумно хочет,
А мне желания и страсти не унять.

Гремят за Яром бубенцы – то кони скачут,
Ах, мне подайте поскорее сапожкИ,
Да рюмку водки – за удачу, за удачу!
В хмельную ночь меня несите каблучки!

На плечи снег ложится белою фатою,
Мой путь не близок — до Покровских, до Ворот,
И что мне делать с этой жизнью разбитною,
Ведь, в ней опасен каждый новый поворот.

Так, не гадайте на червовую, на даму,
Мне короли — казённый дом во всех мастях.
Гони, ямщик! Гони, родимый, только прямо!
Любезный ждёт, и я уже почти в гостях.

Полонина Ирина

Родился и давай старацца
Чужою кармою просрацца.
Читаешь? Пишешь? Молодец!
Средь слов и дел не так пи**ец.

Семён боялся волка и козу,
Боялся выходить во двор в грозу,
Боялся попадать в метро в час пик,
Боялся, что он баба (не мужик),
Боялся окровавленных ветвей,
Боялся взять правее и левей,
Боялся уронить на ногу стол,
Боялся, что начальник будет зол,
Боялся, что обидит старика,
Боялся, что болит его рука —
Читать далее