Это не срыв, не обморок, горькая меланхолия,
Это попытка забыть всех, нежно любимых ранее.
Нежность просрочена, радость становится болью,
В этом строю крылатых мы вечно крайние,
Немного обидно, конечно, но – ничего более.
Где твое сердце, граф, и где твое вечное пламя?
В груди они спрятаны. В сущности, где же еще?
Это осень бесплодна и я пою чужими словами,
В этой осени не опереться о теплое чье-то плечо,
И на узком мосту ни с кем не столкнуться лбами.
Белый корабль все так же бродит по темным водам,
Я все так же брожу по мирам, пересекая границы.
Сегодня я понял – мое одиночество дарит свободу,
Свободу любить – все души, все города и лица.
Проклятая моя, неверная, ветреная порода.
Может быть, просто мы с кем-то еще не знакомы,
С кем-то, кто будет лучше, не знать черноты и лжи?
Но я боюсь, что не отдам свое сердце другому.
Не осуждайте меня за слабость и способ жить,
За то, что кроме дорог мне не нужно дома.
14.09.08
Речь не о тревоге. А о нас самих. О черных изнанках наших белоснежных на первый взгляд душ. Не спешите бросать в меня гнилые помидоры. Вы обманывали друзей? Предавали? Лжесвидетельствовали? Вопросы риторические. Все это мы делали ради выгоды. Редко — из-за отчаяния, но избавление от отчаяния тоже своего рода выгода. Я не Ваш психолог, и я не читаю никому мораль. Просто меня тошнит. Тошнит от фарисейства, от наглости, от пафосности, от наигранности, от кощунства, от лжи, от отсутствия морали. В том числе в самой себе. Я не на исповеди, а Вы не священник. Поэтому можете меня не слушать. Но, заткнув уши, Вы не избавитесь от состояния низвергнутого в пучину тьмы Люцифера (Боже мой, какая насмешка судьбы! Lucifer с латыни переводится как "дающий свет"). В голове почему-то вертятся слова Пятидесятого псалма. Я не дирижер, а Вы не музыкант. Значит, Вам можно даже не смотреть в мою сторону, а, лениво расположившись в ложе, от скуки сосать собственное пенсне. И, если очередной Бутс выстрелит в очередного Линкольна, спокойно закрыть на это глаза…
За стенографией дождя
Попробуй уловить чистодушевное признание —
О сердце разговора нет. На днях
Он пробудил во мне воспоминание
О том прекрасном времени и льдах,
В которых нас запечатлило ожидание,
О тех несчастных масках и о снах,
Что мы смотрели в телевезеонной мании.
Он прикоснулся к моим мыслям темнотой,
Во мне проснулись старые страдания,
Я вспомнил как не Ты была со мной,
Когда презренным я бродил в пустом сознании.
Когда по стенам склепа пот стекал ручьём,
Когда не я, но тень с Тобою танцевала,
Когда кричали поездам вокзалы: «Стой!»
Когда не Ты мои сухие губы целовала.
И всё же я ищу Тебя,
Ищу, не зная, что найдя, я потеряю
Всё. Любя.
Она не хочет и не может — у неё дела.
Подаст бокал Вам,тот немытый,но не даст вина.
Она не видит вашей рожи,не замечает Вас,
Морщинистым от дум лицом,она упала в грязь.
Бурлит в ней странно,непонятно,как-то шипилявит,
Ей основательный вопрос,она вас ждать заставит,
К примеру ,.почему Вы лжёте,мэм?,, ну или ,,что и как?,,
Ответом будет ,,гроздь проблемм,, ну иль ,,ступай,чудак,, .
Она поставит эту склянку выше душ людских,
Наполненную грязью банку забот и дел мирских,
Она забудет вас,не вспомнит — у неё дела,
,,А что?….А как? зачем и что?,,
— простите,господа….
Короче скверно,други,страшно,
Когда хорнит душу плод
Людских занятий первопланных,
Верёвку с мылом подаёт.
В немой тоске слеза заката
Свой огненный кончала путь,
И рассыпая звезд каскады,
На сердце оставляла грусть,
Мир засыпал, жизнь умирала,
Власть отдавая тьме ночной,
Хрустальным блеском чуть сияло
Зеркалье глади голубой,
В очаровании туманном
На крыше старого Кремля,
Забыв забавы будней странных,
Сидели Лучшие Друзья.
В тиши вполголоса о чем-то,
Быть может важном лишь для них —
Два Друга — парень и девчонка,
Почти герои старых книг.
Они смеялись еле слышно,
Чтоб не спугнуть миг волшебства,
А горизонт — полоской рыжей,
И робким шепотом — листва.
Друг Друга слышали и сразу
Вдруг мыслей понимали тон,
И мир — забытой серой сказкой —
Был отодвинут на потом.
Два чудака с душой ребенка,
Знакомы много лет подряд —
Два Друга — парень и девчонка —
На крыше старого Кремля…
А могло быть совсем по-другому.
А могло быть честнее и больше, наверное.
Кораблик бегает по аэродрому.
Настроение, прямо скажем, прескверное.
Да, могло быть посослагательней.
И могло быть и посложнее.
Где же вы, мои сонмы безликих предателей?
Приходите. Нежнее… Нежнее!
Она наполнила рюмку и выпила. Затем снова налила и протянула ему. Он выпил не сразу. Все это неправда, подумал он. Полусон в увядающей ночи. Слова, сказанные в темноте, — разве они могут быть правдой? Для настоящих слов нужен яркий свет. — Откуда ты все это знаешь? — Оттого что люблю тебя. Как она обращается с этим словом, подумал Равик. Совсем не думая, как с пустым сосудом. Наполняет его чем придется и затем называет любовью. Чем только не наполняли этот сосуд! Страхом одиночества, предвкушением другого "я", чрезмерным чувством собственного достоинства. Зыбкое отражение действительности в зеркале фантазии! Но кому удалось постичь самую суть? Разве то, что я сказал о старости вдвоем, не величайшая глупость? И разве при всей своей бездумности она не ближе к истине, чем я? Зачем я сижу здесь зимней ночью, в антракте между двумя войнами, и сыплю прописными истинами, точно школьный наставник? Зачем сопротивляюсь, вместо того чтобы очертя голову ринуться в омут, — пусть ни во что и не веря?
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.
