Ой, да что эти девки. Надоели. Одинаковые они все и скучные. Кажется, вот он — ангел твой, а оказывается — очередная блядь. Смотришь — глаз оторвать не можешь: стройная, гибкая, лицо — детское, чистое, глаза светятся, волосы змейками огненными вьются. Разговариваешь — кажется, идеал. Умная, начитанная, интересная вся такая и неординарная. А потом как на очередной тусовке выпьет пару бокалов или там косячок выкурит — сразу вся эта изысканность катится ко всем чертям. Твой ангел, голый по пояс, сидит в обнимку с каким-то уродом и вульгарно хохочет, и сиськи у ангела так забавно трясутся, что даже и не знаешь, смеяться или плакать. А как вспомнишь все эти разговоры тихими ночами у озера — так и вообще блевать неумолимо тянет. Вот вам и чистота, вот вам и сказочность, и мечты о домике с камином в дремучем лесу, и стихи Гумилева, Есенина и прочих пастернаков — вот они, плавают на дне унитаза, наслаждайтесь! Так что ну это все, столько раз на одни и те же грабли наступал, а сейчас не хочу время зря тратить.
— Ну ты загнул. Тебя послушаешь — так и в любовь верить перестанешь, и вообще — слава Богу, если не повесишься.
— Ну, в любовь верить никто не мешает. Я-то верю, только противно от такой любви. Потому что полюбить любую из этих блядей можно, со всеми плюсами и минусами, враньем и честными умными глазами, возвышенными стремлениями и трясущимися сиськами. Любовь — твою мать!Полюбишь и блядь, как-то так. Потому и еще мерзее становится.
— А с этой…ну, ты рассказывал…
— А, со Стаськой. Ну, с ней та же фигня, по сути, хоть и по-другому чуть-чуть. Повелась на романтический образ.
— Ну и хер с ней. За пивом сгоняешь?
Читать далее

Мы просыпались в сумраке мглистом,
Друзья не друзья, враги не враги, —
И стала наша любовь со свистом
Делать на месте большие круги.

От понедельника до субботы,
От новогодья до ноября;
Эти свистящие повороты,
Все вхолостую, впустую, зря.

Мы не держались тогда друг друга,
И свист перешел постепенно в вой,
И я сорвался с этого круга
И оземь ударился головой.

И помутилось мое сознанье…
О, прояснить его помоги!
Снег моросит. И в густом тумане
Перед глазами плывут круги.

Александр Межиров 1946 год

Мы повстречались случайно.
Я хоронила отца.Она работала в морге.
На вид ей лет сорок, по паспорту – двадцать восемь.
Волосы с проседью, руки в татуировках.
И бесконечная печаль в глазах. Такая, что сердце сжимало в горсть…
Она позвала меня в гости. Мы пили водку. Она начала рассказ.
Мы сели с ней в эту лодку и оттолкнулись с причала…

Позже, в слезах, я ей обещала написать все так, как она рассказала, с самого начала.
*
Сейчас ее мучают сны и боли. А в школе до четвертого класса была отличницей.
Отец погиб рано – несчастный случай. Озабоченный отчим, вечно пьяная мать, сама научилась стирать и готовить яичницу.
В марте, в начале четверти, влюбилась в соседку по парте, клялась в верности, гадала на картах на четырех дам, выпадали хлопоты и неприятности.
Переходный возраст, впадала в крайности, сигареты, портвейн, мечты о счастье. Мечтала исключительно об одноклассницах.
Пирсинг в язык, побрилась налысо.
После выпускного изнасиловал отчим, отчаянье, позор.
Разговор с матерью. Пьяная истерика. Мать не поверила, орала: тварь, шлюха, — хлопнула дверью, убежала из дома, в чем была.
Жила у подруги, потом на вокзале, завязались знакомства, дурная компания, воры, карманники, наркоманы. Чердаки, подвалы, давала всем подряд – считала себя грязной.От разных ребят — четыре аборта, одни роды – ребенок родился мертвым.
Потом церковная секта, молитвы, поклоны, групповой секс под иконами — изгнание бесов.
После мессы шла на улицу, просила милостыню — смотрела в лица, лица поворачивались спиной или звали милицию.
Ушла из церкви обратно в подвалы. Воровала еду – совесть молчала. Легче совсем не стало — прошлое не отпускало.
Прошел год и четырнадцать месяцев. Она хотела повесится, но нашла котенка на лестнице. Он стал ей ребенком, молоком чавкал, мяукал «мама». Она гладила мягкую шерстку и представляла,
как крошка вырастет и станет котом, будет лазить с кошками по крышам…
Ничего не вышло. Пришла зима. Котенок умер от рака крови. Такое бывает.
Она сбрила брови.
Она резала вены, глотала таблетки, но тело не отпускало пленную душу наружу из клетки. Мир в очередной раз разрушен. Она высушила слезы, разбила зеркала.
И больше никогда не плакала.
*
Так мы проговорили до утра.
А с фотопортрета смотрела милая девочка в платьице светлом…
*
Я вспоминаю об этом, когда вдруг теряю разум — впадаю в транс — хочется выйти на трассу вечером-навстречу КАМАЗу, прокричать — разорви на части — довези до неба, отпусти разом к звездам!..
*
А она — там. Работает в морге. Взрослый ребенок со сломанной жизнью.
Не жалуется, не плачет, не взыщет.
Таких, как она – тысячи.

Блаженны те, кто не обременен
Взаимностью в любви. Везет подросткам:
Им есть, что класть в стихи — мольбу ли, стон,
Проклятие — все остро, вкусно, жестко.
А я любима. Счастлива. Нема.
Мой почерк аккуратен и уборист.
Я не способна ни сойти с ума,
Ни изменить, ни броситься под поезд.
Свобода слова: хочешь – не пиши,
Запомни, кто ты, и привыкни, где ты,
И вскоре сможешь на огне души
Разогревать вчерашние котлеты.
Работа, отпуск, перевод, декрет…
Стоп-кадром: две недели на Валдае.
Об этом я мечтала, разве нет?
И вот я процветаю, увядая…
Который год не тянет, хоть убей,
На боль, на человечинку признаний.
А хочется уже рожать детей.
Поэт и мать: чье счастье многогранней?
И кто из вас посмеет мне пенять
За то, что, выжив в подростковых играх,
Я Божий дар решилась обменять
На сребреники радостей нехитрых?

Вера Бутко

В тот день, когда закончились бои
За право греться под твоей рукой,
Я отреклась от пагубной любви
Решительно срифмованной строкой.
Я выпрямилась, обозначив грудь,
И поклялась – да видит коллектив! –
Что выйду в жены, хоть кого-нибудь
Заботою своей озолотив.
Мне повезло. Муж не храпит, не пьет,
Не взбрыкивает, веря в святость уз.
Семейной жизни стынущий компот
С годами все приятнее на вкус.
Но ни тогда, ни восемь лет спустя,
Каких стихов на откуп ни пиши,
Я не смогла бы вынести тебя
Из мавзолея собственной души.
Ты и сейчас лежишь в нем, как живой,
Молоденький, как будто бы прошли
Не годы, а часы. Над головой —
Знамена наших писем, все в пыли,
Вокруг сожженных фотографий дым —
Давнишних, где один ты, без жены…
Ты остаешься для меня худым
Веснушчатым парнишкой из Дубны.
Тот день, когда затих последний бой
За право засыпать спина к спине
Не с кем-нибудь, а именно с тобой,
Как день победы праздновать не мне.
Но по весне, когда кругом гремят
Оркестры и ликует вся страна,
Я выхожу в наш парк, как на парад,
Надев воспоминаний ордена.

Вера Бутко

А на улице, такой гололёд,
Земля вставила, стеклопакет.
Так опасно шагать в перёд,
Когда рядом поддержки нет.
И стоять нельзя, холода,
А идти…, можно, больно упасть.
Трудно жить, когда, ты одна,
Но, зато, так легко, пропасть….
Пропадать нельзя, дома дочь,
Для неё нужно дальше идти,
Что бы, как — то, хоть ей помочь,
Упростить её жизни пути.
А на улице, такой гололёд,
Земля вставила, стеклопакет.
Так опасно шагать в перёд,
Когда рядом поддержки нет.
xsiu

Закрыть глаза, переместиться
В мир сладостной мечты,
Уйти на миг, забыться,
Событий жизни череды.
И просто знать, что видишь ты,
Всего лишь сон, но он прекрасен!
И в белой арке высоты,
Твой образ будет нежен, но не ясен….
И тихо будет он мелькать в ночи,
Не зная где реальность,
А ты тихонько, просто спи,
Здесь главное не ясность..

Жизнь, в которой я жду тебя

Разве можно жить — не живя?

Не хотя ничего на свете?

Разве можно любить не любя?

И писать «Ялюблю» на конверте?

Можно даже беззвучно кричать,

Оставляя свой след на планете…

Можно долго невольно страдать

И сидеть вечерами в Инете..

Потихоньку сходить с ума,

Убеждая себя в ином

Вечерами гулять одна

Представляя, что всё это — сон.