Archive for the ‘Стихи’ Category

22
Дек

Хирург

Афанасий Петрович гордо называет себя пластическим хирургом.
Другие предпочитают называть его психоаналитиком, но только между собой, а то он обижается.
Афанасий Петрович называет себя не просто пластическим хирургом, а пластическим хирургом душ. Представляя себя именно так, он смотрит на своих пациентов пристально, долго сверля взглядом, и с настолько элегантным высокомерием, что в глаза оно даже и не бросается.
Трудится дома, в просторном светлом кабинете, сидя на странном высоком кресле, больше похожим на трон. Но так это все гармонично и замечательно, что никто даже и не подумал бы ни о какой там мании величия и прочих гадостях. Афанасия Петровича все любят и считают человеком редкого ума и потрясающей воображение доброты.
На комплименты он реагирует обычно смущенной улыбкой, но не отпирается, потому что считает, что раз говорят — значит, заслужил.
Души правит тщательно и долго, от работы не отлынивает и, если уж взялся, всегда доводит до конца.
В общем, потрясающий человек Афанасий Петрович.
Читать далее

22
Дек

She-zа

Ты скоро изучишь мои горизонты,
Ландшафты, озера, каньоны и шахты,
Ночные привычки,
Дневные причуды…

А мутные воды псевдосвободы
обычно ведут в никуда.
Дороги города
трогают шины машин
и целуются перекрестки.
Цветки
светофоров обречены
вечно цвести.

Я отчаялась расплести
слишком сложную вязь моих связей,
развязать узелки…

Дрожат руки —
обжигает пальцы
желание
отдаться
шелковому искушению
движения

меня в тебя
тебя в меня
и обратно.

Безвозвратно.
***
Crazy pussycat
узкие трусики
наизнанку —
Welcome!
Языком
плоть вспороть…

А спозаранку — в несознанку:
прости засранку
такую,
дай подую
на ранку,
зая!
Я знаю –
во мне мало крови, к тому же —
не лучшего качества,
максимум — лужица
вытечет и размажется…

Я слишком сентиментальная,
кажется
и тайные
femme fatale канули в лету.
Иду по канату,
балансируя на грани
нереальности твоего тела,
стирая пределы…
Водораздела
не существует больше.
И все так серьезно…

А может — стать проще?
Пока не поздно –
дернуть чеку,
бросить гранату
и расху-
ярить все к чертовой матери
на фантомы-атомы,
чтоб потом не стало
тошнее от равнодушия.
Даже если я
прокушу тебе шею,
ты — станешь сильнее.

А я –
отравлена ядом,
своим freedom-бредом.
Не надо! — мне вредно об этом —
обострение бродит рядом
взглядом раздевая, мечтая
вылизать от верха до низа
самая лучшая моя любовница –

She-za.

Скромно обставленная комната озарена ярким огоньком одинокой свечки, стоявшей в середине круглого стола. За столом сидела маленькая бледненькая девочка, усердно водившая стареньким пером по обрывку пергамента.

 Худенькие ручки резкими движениями выводили на пергаменте черточки, затем воплотившиеся в цветочную поляну, покосившийся домик на холме и меня с ней под руку.

 Вздохнув, я обнял ее за плечи. На обескровленных детских губах обозначилась слабая улыбка.

 — Какая замечательная из тебя вышла художница!

 — Ты мог бы продавать мои рисунки мистеру Сондэрсу. Они ему очень нравятся, а нам с тобой нужны деньги…

 Я молчал. Невесомые сбережения родителей давно были растрачены, а моей подработки курьером едва хватало на хлеб.

 — Ах, если бы в нашем городе росли розы. Однажды я видела на ярмарке очень красивую ткань, расшитую неведомыми алыми цветами. Торговец сказал мне, что эти цветы называются розами, и что они слишком дорогие для меня и для большинства жителей нашего города.

 Сестра вздохнула. Она попробовала изобразить увиденные на ткани изображения заморских цветов.

 — Если бы я видела их настоящими…

Следующим утром я собрался на работу, поцеловав сестру в лоб. Она выглядела совсем плохо. Я знал, что даже неспокойные сны причиняли ей боль.

Наш городок был полон грязных узких улочек и фабрик, отравляющих воздух. Этими фабриками и владел мистер Сондэрс. Он был самым богатым человеком из тех, которых я только знал.

 Его дом располагался поодаль ярмарки. Я часто приостанавливался, чтобы полюбоваться дивными коваными воротами, и величественным каменным домом.

Я подошел поближе, и вдохнул пленительный аромат цитрусовых деревьев и цветочного сада. Такие красоты я видел разве что в сказочных книгах с иллюстрациями, которые раньше покупал нам отец.

 Узкие тропинки вели к разноцветным клумбам, раскинувшимся в точном порядке вокруг золотого фонтана. Был слышен мягкий разговор чудесных птиц, спрятавшихся в густых ветвях деревьев. Около резного крыльца были рассыпаны невероятной красоты цветы, чьи нежные лепестки ласкало утреннее солнце. Их стройные стебли неподвижно примкнули к земле, а алые лепестки радовали глаз. Я вспомнил слова сестры.

 Этой ночью, дождавшись, пока сестра уснет, я перебрался через ворота, мягко опустившись на газон.

Аккуратно, чуть дыша, я приближался к крыльцу человека, который однозначно повесил бы меня за внезапное вторжение. Приложив немало усилий, я поборол страх, и одним резким движением оторвал чудесный цветок, спрятав его под рубашку, у самого сердца.

 Утром сестра открыла глазки, и, увидев у себя на подушке розу, крепко обняла меня. Не выходя из постели, она медленно рисовала цветок, подчеркивая его красоту тенями. Через несколько минут она заснула с улыбкой на губах, за долгое время спокойно, навсегда.

 Со слезами на глазах я взял из мертвых ручек рисунок, и, развернув повязку на груди, наложенную второпях, отыскал несколько капель не засохшей крови и аккуратно развел их по лепесткам розы.

 Я никогда не продам этот рисунок. Я храню его у себя в кармане. Временами, когда надсмотрщик уходит, я разворачиваю клочок пергамента, и любуюсь единственным оставшимся воспоминанием.

Успеть бы хоть что-то — в замедленной съёмке,
на перемотке ускоренной, с субботы и до субботы
кто-то внутри меня, отчаянно громкий,
меня разбудить пытается. Или другого кого-то.
Никотин не спасает. И барбитураты.
Приходится убиваться почаще и чем покрепче,
и выходить никуда не хочется. Но надо.
Идёшь вдоль пространства, а время-то, сука, не лечит.
Читать далее

Жена

Красива и смела
пошедшая со мной –
ты матерью была
и ты была женой.

Ты все мое добро,
достоинство и честь.
Я дал тебе ребро
и все отдам, что есть.

Как мысли и судьбе,
лопате и перу,
я отдал все тебе
и все с тебя беру.

Дождем меня омой,
печаль моя и смех,
корыстный подвиг мой
и мой невинный грех.

Халатик свой накинь.
Томительно ходи.
Отринь меня, отринь
и снова припади.

И снова погодя
неслышно, будто рысь,
нахлынь, не отходя,
но уходя, вернись.

Дыханием одуй.
Возьми, как вышний бог,
мой первый поцелуй
и мой последний вздох.

Оплачь не второпях.
Мне речи не нужны-
пусть скатится на прах
слеза моей жены.

Забудь меня, забудь
по счастью своему…
А я с собою в путь
одну ее возьму.

Ярослав Смеляков 1953

ПЕСНЯ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧИ 

 

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала — их только три!

Между кленов шепот осенний

Попросил: "Со мною умри!

Я обманут моей унылой

Переменчивой, злой судьбой".

Я ответила: "Милый, милый —

И я тоже. Умру с тобой!"

Это песня последней встречи.

Я взглянула на темный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-желтым огнем.

1911

 

33030382_32756961_9_love_romance (307x500, 84Kb)

Настроение сейчас — Сонно-грустное
 

И я не  сплю,  и  ты  не  спишь.

Но  почему опять  со  мной молчишь?

Моих  стихов  короткий  слог

Воспринимать  ,  увы  не  мог.

  Я так  доверчива  к тебе;

Другим-  лишь  деньги  на уме.

Я так  наивна,  так  проста,

Начну  всё  с  чистого  листа.

  Я   допишу  немного  строк-

Ты  лучше  выдумать не  смог.

И  хочешь-снимем новый фильм,

Друзей  на  сьёмки пригласим.

  Готова  к роли падших сук,

Стеснить  к  чертям  твоих подруг.

А  хочешь- буду  просто мать,

Всю ласку  дочери  отдать.

  Ты  можешь  злиться  и кричать.

Смогла  я  гордость  потерять.

Но   я  сейчас  увы,  молчу.

Всё  портить снова не хочу.

  Ты был  со  мной  нетерпелив,

Решал,  у  сердца не  спросив.

А  я хочу  любовь  отдать,

Твою  себе  взамен  забрать.

 

Навеки Ваша, Галина Кипер, ночь 17 декабря

han-11 (364x260, 30Kb)
Зимою мир становится добрей
И веселей от праздничных забот
Приятно просыпаться в декабре
И знать, что скоро будет Новый год!

Украшенная елка и огни,
Подарки, стенгазета у окна.
И я, как в детстве, подгоняю дни,
Чтобы осталась только ночь одна.

Хочу за новогодний шумный стол,
Хочу салат, «Иронию судьбы»,
И чтобы Дед Мороз опять пришел,
Хочу сюрпризов сказочных, любых…

И пусть летит опавшая листва,
Но если время праздника пришло,
Мы так хотим немного волшебства
И учимся другим дарить тепло!

Под елочкой появятся опять
Подарки, незаметно, как всегда…
И будет над игрушками сиять
Живая, настоящая звезда!

И будут свечи на столе гореть,
Как знак любви, как будущего код…
Приятно просыпаться в декабре
И точно знать, что скоро Новый год!

Петр Давыдов
http://www.liveinternet.ru/users/995662/

Возвращайся…

Не смотри, что я простужен, не считай наивным бредом —
Прилечу однажды утром, налегке или с вещами…
Я вернусь к тебе, конечно…если хочешь — обещаю…
Извини, не ставлю дату — в непогоду/в слякоть/в среду…

Ожиданье новой встречи (всё равно — зимою/летом) —
Как привычное лекарство, внутривенно и подкожно…
Но прожить без многоточий, как и прежде, очень сложно,
Невозможно возвращаться без обратного билета…

Отвергает перемены установленный порядок —
В нашем общем уравненье постоянных слишком много…
Хорошо, что ты умеешь с разрешенья чёрта/бога,
Сокращая расстоянье, находиться где-то рядом…

Долгий путь для каждой стаи очень четко обозначен,
Ты прости меня, бродягу — и за слезы, и за раны…
И пускай твердят «нелепо, невозможно, глупо, странно!» —
Я вернусь к тебе, конечно — разве может быть иначе?

Игорь Приклонский

2007

Рафаэль. Портрет кардинала

Кардинал еще молод, молод,
Ему минуло сорок шесть.
И закравшийся в сердце холод
Еще силы есть перенесть.

И судьба ему вышивает
Мягким крестиком швы манжет
И колючую пыль вдувает
В непорочный его сюжет.

Кардинал еще молод, молод,
Он не проклял еще любовь,
Что сорвется, как спелый желудь,
Облетит, как листва с дубов.

Королева ему смеется,
Там два принца, один – дурак.
Кардиналу все удается –
Шашки, шахматы и триктрак.

Кардинал еще молод, молод,
Просит зеркало дать ответ:
Уголок, что слегка надколот,
Значит что – нибудь или нет?

Горьки, горьки дела земные,
Близко- близко Небесный Суд,
Так пускай зеркала иные
Из Венеции привезут.

Полногубый, румянолицый,
В итальянском тугом белье.
Ах, не вечно же будет длиться
В этом мире век Ришелье.

В перспективе прыжки природы,
Революции на глазах.
Кардинальские наши годы.
Предпоследние. Все в слезах.