Не осталось ни сил, ни ощущения боли
Тоской изъедена душа, как личинками моли
Все катится в пропасть, причем уже не в первый раз
И равен нулю смысл дружеских фраз
Все кому-то подарено, потеряно, продано
И сердце, кровью облитое, за ужином подано
Осталась только грязь на дне карманов одежды
И какое-то чувство, что-то вроде надежды
Она слышит шаги, они все тише и тише
Он снова стал журавлем и будет жить где-то выше
Она его не ждет, она простила и плачет,
А тупая подруга ее надеждой дурачит
Время тихо уходит и наивная ложь
К запястью левой руки примеряет свой нож
Надежда была и осталась напрасной
Она капает на пол липкой жидкостью красной
Ты изначально один, но даже если есть друг
Он не увидит всех бед на ладонях твоих рук
Он за тебя не станет смелым, если ты оторопел
И за тебя сказать не сможет то, что ты сказать хотел
Он может только помочь, если что-то не так
Когда глаза твои застелет безысходности мрак
Когда слезы ровно делят на три части лицо
И не осталось надежды на себя самого
Надежда — самообман, но все что у нас есть
И она ходит по рукам, продавая свою честь
Эта лживая тварь пыль пускает в глаза,
Исчезая в тот момент, когда она так нужна
Она будет уходить и возвращаться много раз,
Всегда держа на расстоянии заветный алмаз
Я без надежды убит, тоской навылет прострелен,
Потому что я надеялся, а не был уверен
« Для меня не важно, на чьей стороне сила; важно то, на чьей стороне право».
В. Гюго
Сербии посвящается
Черный орел улетел.
Звезды на флаге блеснули.
Лик славянского властителя
Совсем не светЕл
Оттого, что на жизнь страны посягнули
Добрых дел любители.
Вольнолюбивый народ
Пером оживленья извне
Начертал границу
И купает радость в вине.
Но помните:
Христианская молитва сильней
Вспыхнувших от ярого стремления
Надругательства огней.
Подобна ее печальна твердость мщению.
Должен поверженный крест
Исполинской болью сербов остаться.
Оскверненная сербская честь
Заставила сердец тысячи сжаться.
Храма тлеющий прах
Порою им видится,
Сокрытый в свечах,
Но до могилы сила воспоминаний не смилостивится.
Боже, не вынуждай их просить
Духовную милостыню.
У них отняли немало святынь.
Сербия, воссияй золотыми куполами ,
Обдуваемыми православными ветрами.
Христианская сестра России,
Которая себя спросила :
«Кем была бы , ей не помоги я?»
Мы с тобою вместе сила.
Не сдавайся, единство со злосчастным краем сохрани.
С тобою Бог, колени ты пред ним склони.
Жертвы тоскливо с доски
На тленную Европу взирают,
На вражду, что всегда близка
И теперь занудно полыхает.
Но Сербия! Для нас ты родная!
В час трудный, ослабев, крепись.
Пусть не подавит участь непростая.
Сестра многострадальная, вместе мы, держись!
MARINKO & ANDELIN
2008 г.
На крутом берегу океанском
Жил с гонимой старухою дед.
Они жили в землянке чуханской,
Ели всякую дрянь на обед
Раз решил старик рыбки надыбать,
В море невод закинул, кряхтя.
Стал вытаскивать — зиро там рыбы.
По степи только пули свистят…
Он обратно свой невод закинул,
Матерясь на молитвенный лад.
Пришёл невод с какой-то там тиной.
(Тина Тёрнер на кой ему ляд ?!)
В третий раз невод дед забубенил.
Тут уж фарт старику подкатил —
Пришёл с неводом дедушка Ленин…
(Ха-ха-ха, это я пошутил)
Трепыхалась там рыбка златая.
Удручился конкретно старик —
Эко диво, была бы их стая —
И к бутылке с водярой приник.
Осушив в пять глоточков бутылку,
Стал дедуля за жисть размышлять.
Потом хлопнул себя по затылку:
Ай, чего там — гулять так гулять!
Отпущу я тебя, рыбка, в море,
Ты ведь даже для пива мала.
Да пойду набухаюся с горя.
Дома где-то бутылка была…
Взял за жабры дедуля рыбёху,
Словно Разин Степан ту княжну,
И закинул её, чуть поохав,
В набежавшую с шумом волну.
Обычно она спала днем —
она ненавидела ночи.
Ночами случалось
то, чего она очень
боялась —
она оставалась
сама с собой.
Бой часов.
Рот на засов —
ни слова ночью —
все в клочья
горло порвано
тишиной.
В подвале шуршали мыши…
Она их не слышала.
Она внимала
ласковым голосам.
Голоса звали
ее все выше —
на крышу.
Литые бетонные плиты
тянули магнитом
и было не важно —
дождь или снежно.
Она становилась влажной —
ее возбуждала
многоэтажность.
И не пугала возможность
разбиться.
Она была почти птицей.
Она ходила по краю —
пьяная и босая.
Она бредила высотой.
Но ночное небо обманчиво
для той,
что хотела бы
стать
змеем бумажным
с невесомым телом —
летать отважно,
ласкаться к ветру,
упоительно нежно
целовать небо в губы,
гладить ладонями
его нутро
бездонное,
а на утро —
забыться, становиться грубой,
забиться в угол
подстреленной птицей,
и ни за что не признаться
в бессильной бескрылости…
Грызть
нервно ногти,
курить до копоти
в легких,
и на всех
злостью выплеснуть
полет единственный…
P.S. Уже без разницы — вверх или вниз.
И там, и там — НЕБО.
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.