Я не люблю фатального исхода,
от жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
когда весеёлых песен не пою.

Я не люблю холодного цинизма,
в восторженность не верю, и ещё –
когда чужой мои читает письма,
заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,
червей сомненья, почестей иглу,
или – когда всё время против шерсти,
или – когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, коль слово «честь» забыто
и коль в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,
нет жалости во мне, и неспроста:
я не люблю насилья и бессилья,
вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
и не люблю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
тем более – когда в неё плюют.

Я не люблю манежи и арены:
на них мильон меняют по рублю, –
пусть впереди большие перемены,
я это никогда не полюблю.
В. ВЫСОЦКИЙ

Две капли сверкнут, сверкнут на дне,
Эфес о ладонь согреешь.
И жизнь хороша, хороша вдвойне,
Коль ей рисковать умеешь!
Purqua pas, purqua pas —
Почему бы нет?
Purqua pas, purqua pas?
Коль ей рисковать умеешь!
Purqua pas, purqua pas —
Почему бы нет?

Хитри, отступай, играй, кружись,
Сживая врага со света.
А что же такое жизнь?
А жизнь — да просто дуэль со смертью.
Purqua pas, purqua pas —
Почему бы нет?
Purqua pas, purqua pas?
Да просто — дуэль со смертью.
Purqua pas, purqua pas —
Почему бы нет?

В кромешном дыму не виден рай,
А к пеклу привыкло тело.
Уж если решать — тогда решай,
А если решил — за дело!

Песня может быть девизом практически каждого достойного мужчины, а взята она из к/ф «Три мушкетера»
Интересно, будет ли она спета в продолжении, в фильме «Возвращение мушкетеров»…

Вечер наплескал на крыши темного вина,
Звезды тихо шепчутся, лукаво, словно бесы…
А в своей постели снова мается без сна
Золушка, влюбленная не в принца, а в принцессу.

Ей плевать на мачеху и дурочек-сестриц,
На тычки, насмешки и на вечные укоры.
Ей на бал не нужно — там лишь только глупый принц,
За которого принцесса замуж выйдет скоро.

Золушка тоскует… Что ж, удел ее таков,
Ведь ее мечты противоречат добрым сказкам.
Ноги в кровь изрезаны стеклом от башмачков,
Вся ее судьба какой-то не такой окраски.

Золушка лежит, часами смотрит в потолок.
Всем известно, что принцессы любят только принцев…
Золушка под одеялом съежилась в комок.
Засыпай, глупышка. Пусть она тебе приснится.

Вечер наплескал на крыши темного вина,
Звезды тихо шепчутся, лукаво, словно бесы…
А в своей постели снова мается без сна
Золушка, влюбленная не в принца, а в принцессу.

Ей плевать на мачеху и дурочек-сестриц,
На тычки, насмешки и на вечные укоры.
Ей на бал не нужно — там лишь только глупый принц,
За которого принцесса замуж выйдет скоро.

Золушка тоскует… Что ж, удел ее таков,
Ведь ее мечты противоречат добрым сказкам.
Ноги в кровь изрезаны стеклом от башмачков,
Вся ее судьба какой-то не такой окраски.

Золушка лежит, часами смотрит в потолок.
Всем известно, что принцессы любят только принцев…
Золушка под одеялом съежилась в комок.
Засыпай, глупышка. Пусть она тебе приснится.

Кончики волос

Было то свиданье над прудом
кратким, убивающим надежду.
Было понимание с трудом,
потому что столько было между
полюсами разными земли,
здесь, на двух концах одной скамьи,
и мужчина с женщиной молчали,
заслонив две разные семьи,
словно две чужих страны, плечами.

И она сказала – не всерьез,
вполушутку, полувиновато:
« Только разве кончики волос
помнят , как ты гладил их когда –то».
Отводя сближенье, как беду,
крик внутри смогла переупрямить:
« Завтра к парикмахерше пойду –
Вот и срежу даже эту память».

Ничего мужчина не сказал.
Он поцеловал ей тихо руку
и пошел к тебе, ночной вокзал,-
к пьяному и грязному, но другу.
И расстались вновь на много лет,
Но кричала, словно неизбежность,
Рана та, больней которой нет,-
Вечная друг другу принадлежность.

Евгений Евтушенко 1972 год

Ожидание

Дыханье океана со лба откинет прядь.
Лоскутный неба край коснётся горизонта.
В зеркальной глубине блеснёт стальная гладь,
И ветер в вышине шепнёт слова о ком-то.

Опять мир тайных грёз завёт её назад,
В душе цветёт цветок надежды ожиданья,
А сердце с чьим-то сердцем стучит как прежде в такт,
И не желает верить в отчаянность прощанья.

Осенний тёплый бриз ласкает шёлк волос,
Шар яркого огня жжёт небо, разгораясь,
На шее пламенеет шарф цвета алых роз,
И губы шепчут имя, как будто в чём-то каясь.

Степных увядших трав горячий аромат
В калейдоскопе дней напомнит ей о лете,
За кораблём вдали вновь устремится взгляд,
Растаявшем, как сон, истлевший на рассвете.

Быть может новый день ей облегчит судьбу,
И рыцарь её грёз без страха и упрёка,
Услышит обращённую к нему её мольбу,
И вложит в ножны меч, найдя назад дорогу.

Вдохновения нет. Быть не может.
Просто старый зарытый запал,
Наступившего вдруг потревожит,
Раньше просто бы — разорвал.

Раскидало б осколками части,
Руки, ноги. Да что там слова?
Все они, видать, пятой масти,
Над которой лежит голова.

Когда вижу я его,
Моё сердце замирает
Я смотрю ему в глаза,
А он меня не замечает
Хочу приблизиться на миг,
Но он не знает…
И я стою, не понимая,
Как безответная любовь
Мои мечты все убивает
И тихо в сердце умирает…

Меня спасает камланье ветра, его напевы в подземных трубах, по ржавым рельсам он метр за метром целует робко немые губы.
Я отрицаю всё, что возможно, что восхваляли отцы и деды, а ветер двигает осторожно меня. Послушно стираю кеды.
Пусты районы безликой ночью, за полным штилем луна хохочет, скрипучий хохот давно отточен — я ей любовник. И тамагочи.
В калёных стенах меня колотит — озноб проклятый, опять простуда, соседи — против, и сам я — против, но ничего не поделать — буду
молиться ветру, пока ударом меня не вмазало в подземелье, туда, где он робко лижет фары и будит танцем во тьме тоннели.

оригинал