Ночь стелется вокруг бульварного кольца,
Трамвай гремит, вобрав все звуки подчистую.
Я еду по кольцу до самого конца
И думаю, как я тебя не поцелую.
За призрачным стеклом уснул московский март.
Он за день так устал, он даже знать не хочет,
Как вырвавшийся снег отсрочке этой рад
И как он долго ждал своей последней ночи.
Мне очень не к лицу трамвайное кольцо,
Но ехать по кольцу и проще, и умнее.
И, в общем, все равно, что у меня с лицом —
Я не люблю тебя. Я просто не умею.
Снег совершает свой пронзительный полет,
Но знает, что его любовь к Москве впустую.
Что утром будет март, и он его убьет,
А может, и мою печаль о поцелуе.
Но я ее сейчас не думаю скрывать,
Я свято верю в ложь, что я — посередине,
И стоит только мне тебя поцеловать,
Я через полчаса твое забуду имя.
Но почему весь мир — лишь контур губ твоих?
Я вижу только их, мне большего не надо.
И вслед за мной Москва, о гордости забыв,
Вся тянется к тебе последним снегопадом…
Обычно все сказки начинаются с этого недостижимого «где-то». Оно и правильно, потому что у нас, здесь, вовсе не сказка, это всем известно. Так что…
Здесь, в моем коричнево-желтом доме, с большими арками и миниатюрными изящными башенками, есть квартира. Моя квартира, с высокими-высокими потолками и широкими подоконниками, с покрашенными в сиреневый цвет стенами и паутиной по углам. В моей квартире есть старый стол, у которого одна ножка немного короче других, и потому под нее моя мама подложила книгу, чтобы стол не перекашивало. Но стол — это неважно. Важно то, что в моей квартире есть моя комната, темная и с вечно зашторенными окнами, а в моей комнате есть кровать. Вот это — самое интересное.
Потому что под моей кроватью живет Счастье.
Переписываю жизнь свою начисто, Всё равно мне без тебя — только маяться. На край света за тобой? Знаешь — запросто! За любовь грехи любые прощаются…
Пробежал уже январь лисьей поступью… А февраль на день длинней — наказанием… Млечный путь бросает в ночь звёзды россыпью — Загадаю нам на счастье желание…
Мне бы глаз твоих увидеть сияние, Мне бы губ твоих коснуться украдкою… Пусть недолгим будет наше прощание! Ах, любовь моя — вино горько-сладкое!
А зима кружит позёмкою белою, Снег летит в моё лицо мелким крошевом… И пусть в чувствах я пока что несмелая, Но в твоих объятьях таю, хороший мой!
Вопреки разлуке и расстоянию Всё сильней огонь любви разгорается! Как молитву повторю заклинание: Если верить в сказку — сказка сбывается!
Ленивый свет люстры
рябиново — тусклый,
Озябшие плечи.
Прошедшие встречи.
Кривые надежды:
обратно в «как прежде»,
Согнулись от грусти.
Хочу, чтобы вместе…
И частые мысли,
как сливки прокисли,
Романтикой бредят,
а годы не терпят…
…а годы летят.
Тугие корсеты,
стальные браслеты,
Малиновый пудинг,
всклокоченный пудель.
Короткие кадры
всплывают из недр,
Твоей угасающей
памяти тонущей,
В обычных событиях
будут забыты:
Сентябрь. Конфета.
От холода пар.
***
знаешь, никогда не умела выбирать для себя мужчин,
видимо, к старости напишу энциклопедию отрицательных качеств
в двух томах. или в трех. если сил с такой жизнью
конечно хватит.
хотя…
простят ли меня выбираемые если я ими во имя творческого
процесса снимаю стрессы … а если не хватает внимания
меняю их
на «уйти с головою в работу» и до рвоты вру что мне все равно
и реву тогда тихо-тихо
словно падают листья,
но только не так красиво.
помнишь, я обещала не быть истерично-слезливой
но небо под вечер заточенным диском солнца
царапает горло… и, знаешь, невыносимо…
***
Не колышется, не шевелится, не подвинется, у зимы ввиду, у снега на поводу, слышь,малыш, я уже не знаю, во что всё выльется: в ядовитую ртуть, в сверкающую слюду, где очнешься — в Нью-Йорке или где-нибудь в Виннице, в чьей постели, в чьих ладонях, на чью беду. Я боюсь, что тебя не хватит не только вырваться — но и даже отпрыгнуть, когда я вдруг упаду.
В этом войске я почетная злополучница, многолетний стаж, пора открывать кружок. Здесь не будет времени пробовать или мучиться, ждать, пока другой осмелится на прыжок. Видишь, милый, по-хорошему не получится, тут сперва глотай — а после лечи ожог. И сначала ты выходишь себе со знаменем — наклоняешься с другого конца стола — я-то знаю, ты давно уже без сознания и в груди твоей застряла моя стрела.
Закружатся, завальсируют шпили, ратуши, голубые сосны, звездчатый хризолит, я насню тебе сегодня морские ракушки и канатную дорогу через залив, дни летят, смеются, щелкают, будто семечки, брось монетку, не считать на воде кругов, две усталые ладони на теплом темечке, бесконечно-мокрый ветер вдоль берегов. Мы гуляем фонарями, дождями, парками, инспектируем устройство дверных щеколд, греем ветер золотыми твоими патлами. Утыкаюсь теплым носом между лопатками, острие стрелы привычно поймав щекой.
Суета и осень, дымка, дурная практика, теплый кофе пополам на двоих в ларьке, шоколадка разломалась на сто квадратиков, что один за другим растаяли в кулаке. Время лечит лучше самых полезных выдумок, голова в порядке, в сердце зарос проем, чтоб забыть тебе сегодня на вырост выданы новый дом, другой автобус, чужой район.
Ты очнешься утром, выдохнешь «утро доброе»,
Удивленно глянешь — кто это тут лежит?
Я увижу круглый шрам у тебя под ребрами.
Уважаемые авторы!
Если вы нашли одно из ваших произведений, опубликованным на нашем сайте без указания вашего авторства, большая просьба написать нам по адресу info@liricus.ru и указать ваше полное имя и ссылку на оригинал. Мы немедленно добавим эту информацию на сайт.
