Эти стихи, наверно, последние.
Человек имеет право перед смертью высказаться.
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки,
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это удавалось плохо,
С каждым днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверное, никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастые скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я,
Поэтому твои письма после полтавской встречи
Стали конкретными и объективными, как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Поэтому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпку гвоздя
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
…Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее).
Но я только то, что я есть — не больше и не меньше :
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами и обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одета в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю.
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хотется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
…Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки,
Но я нечаяно назвала их твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется назвать твоим именем :
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и облака с розовато-жёлтою каймою —
Все они на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твоё рукопожатие,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить даже арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выделяются плоские буквы в бурых конвертах,
Номинированые и обезжиреные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю то, что мне хочется).
…Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне с экрана,
Ты проходишьпо залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня, как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
…Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние, и мне ничего больше не совестно).
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя :
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут так нежны, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно).
… Я могла бы босиком пройти до Белграда,
И снег дымился бы под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.

Впервые с английскими эпиграммами я познакомилась в 13 лет. Знаете, были раньше такие большие настольные календари, в которых помимо обязательной расшифровки памятных дат и праздников печатали интересные статьи, рассказы и стихи. В то лето я как всегда страдала у бабушки на грядках и однажды, от скуки взяла в руки такой календарь (не помню уже за какой год). Когда дошла до эпиграмм, пришла в полный восторг. Особо понравившиеся  заучивала наизусть и потом самозабвенно декламировала подружке.

Джон Хейвуд

 

Ок. 1497 — ок. 1580

ДВА РАЗНЫХ ПОЖЕЛАНИЯ

— Жена, пусть будет ротик твой так мал,

Чтоб он слова почти не пропускал.

— Дружок, а твой пусть будет так велик,

Чтоб выложил всю дурь в единый миг.

Джон Харингтон

1561—1612

НА ПИСАТЕЛЕЙ, ПРИДИРЧИВЫХ К КНИГАМ СВОИХ СОБРАТЬЕВ

 Мои творенья хвалят книгочеи,

А вот иные рыцари пера

Поносят их. Но на пиру важнее,

Что скажут гости, а не повара.

ПРОСТАЯ ИСТИНА

Мятеж не может кончиться удачей, —

В противном случае его зовут иначе.

Джон Саклинг

1609—1642

МЕТАМОРФОЗЫ ЛЮБВИ

Не превращал ли коварный божок

Ио в корову, Нарцисса — в цветок?

Феба он сделал простым пастухом,

Зевса расплавил в дожде золотом.

Нет Купидоновым шуткам числа.

Вот и меня превратил он в осла.

Джон Гей

1685—1732

 

 ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ Надпись в соборе Эльджин

Какая шутка — наша жизнь земная!

Так раньше думал я. Теперь я это знаю

 

КТО ЕСТЬ КТО

Вот бабочка. Но ветреница эта

Есть гусеница. Только разодета.

 

Анонимная эпиграмма (XVIII век)

МАЛОУТЕШИТЕЛЬНЫЙ ИТОГ

Мой кошелек с моею головой

Все препирались, кто из них пустой.

Я тщательно исследовал нутро их.

Картина оказалась такова:

До удивленья пусто в них обоих,

Но первенствует явно голова.

НА ГЕОРГА III no поводу предложения ввести налог на погребение

Усопшие, дабы предстать пред богом,

Сходили без препятствий в сень могил.

Георг Великий все переменил:

Покойников он обложил налогом.

 

 Сэмюел Тейлор Колридж

1772—1834

 

 О ПЕВЦАХ

Не всякий лебедь должен петь,

Почуяв близость смерти,

Иному лучше помереть

До первых нот в концерте.

 

Джеймс Генри Ли Хант

 1784—1859

— «Ах, так? Опять даешь ты мне отказ?

Но досадить и я тебе сумею:

Жестокая, повешусь я тотчас…»

— «Повесишься?» — «О да, другой на шею»

Уолтер де ла Map

1873—1956

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Припомнив прошлое с усильем,

Писала бабушка о том,

Что с ней встречался Вордсворт Вильям

И старый Колридж ей знаком.

В атлас и кружева одета,

Она дремала на лугу,

Когда великих два поэта,

Причмокнув, молвили: — Агу!

Они ушли куда-то оба,

Но на любезные слова

Успела юная особа

Ответить классикам: — Уа!

Рассел Хиллард Лойнс

1874—1922

«НЕ ПРЕЗИРАЙ СОНЕТА»

Не будь к сонету, критик, слишком строг.

Пускай бездарен он и скучен очень часто,

Но в нем не более четырнадцати строк,

А ведь в иных стихах бывает полтораста!

Анонимные эпиграммы в сборниках XX века

СУПРУЖЕСКИЙ ОБМЕН ЛЮБЕЗНОСТЯМИ

Раздался крик осла, и леди Джой,

Досадуя, что муж сидит нахмурен,

«К тебе пришел, — сказала, — родич твой».

А муж в ответ: «Наверняка мой шурин».

***

Чем больше денег скапливаю я,

Тем больше голубеет кровь моя.

***

«Какие ваши сто любимых книг?» —

Спросили у прозаика Натана.

Он почесал затылок и поник:

«Друзья, я написал лишь три романа».

Все украдено отсюда

Любовь — странное чувство. Вроде бы все знают что это такое, но далеко не каждый способен отличить ее от симпатии, страсти, влюбленности. Кажется мне порой, что истинная любовь не та, что с первого взгляда, но та, что до последнего вздоха. Истинную любовь можно сравнить с хорошим дорогим вином, которое со временем приобретает более глубокий насыщенный вкус и не превращается в уксус.

Есть у нас в деревне одна супружеская пара. Много лет вместе. Он инвалид детства (сухая рука). Хотел в юности поступать в художественное училище, да не взяли из-зтой самой пресловутой инвалидности. А Он даже одной рукой такие узоры по дереву вырезал, какие не всякий здоровый мастер способен сделать. Она много лет проработала на фабрике мягкой игрушки. Швея хорошая. Сын у них был. Двое внуков. Приезжали исправно в деревню на каникулы. А она внука домой свистком подзывала. бывала свистнет по разбойничьи в свистульку, а внук вопит на всю округу: «Ба, Идууу!!!».

Время неумолимо движется вперед. В детстве кажется, что ползет оно как улитка, важно и неторопливо.Но стоит повзрослеть и оно ускоряет свой бег… Да так, что мимо проносятся уже не годы, — десятилетия.

Внуки подросли и приезжать перестали. Умер единственный сын. И болезнь скрутила ноги. Да так, что Она перестала из дома выходить. Потом серые больничные будни, одна операция, другая. И вот уже сидит Она у окошка в инвалидной коляске. Сидит и смотрит день деньской на ту Жизнь которая продолжает переливаться всеми цветами радуги уже без нее.
Ходят подружки. Исправно ходят. Почти каждый день. Да и как не ходить, если Он, всякий раз пробегая по деревне, ловит за рукав той единственной здоровой рукой и говорит срывающимся голосом: «Что же ты не зайдешь. Одна ведь, совсем одна. Плохо ей!». Торопливой походкой домой. В руке целофановы пакет. В магазин бегал. Да еще за лекарствами. Такие дорогие лекарства стали!

«Он все мне принесет, что ни попрошу! Попрошу клубники зимой, — принесет!». И ему через плечо: «Принесешь?»
«Принесу!»_ твердо и значимо. Словно не ей обещание дает, а самому себе

У всех в деревне уже есть вода. У них пока нет. Ходит на колодец. На плече коромысло. Одной рукой много не натаскаешь. Да еще дачник трос обрывают регулярно. Зла на них не хватает!
«Он мои ноги и руки. Руки вот отниматься начали.» «А что по деревне не ездеете?»- спрашиваю
«Кто меня повезет? А Ему тяжело. Все ведь на нем»

Недавно выхожу с ребенком на прогулку и слышу тот самый свисток.
Смотрю, Он бежит через поле с полной сумкой и кричит: «Идууу!».
Может быть, в сумке как раз спелая клубника…

Содрано отсюда: http://taynoe.ucoz.ru/blog/

Пушкин:
17 30 48
140 10 01
126 138
140 3 501

Маяковский:
2 46 38 1
116 14 20!
15 14 21
14 0 17

Есенин:
14 126 14
132 17 43…
16 42 511
704 83

170! 16 39
514 700 142
612 349
17 114 02

Веселые:
2 15 42
42 15
37 08 5

20 20 20!
7 14 100
02 00 13
37 08 5
20 20 20!

Грустные:
511 16
5 20 337
712 19
2000047……..

Заигрались цветы с этим морем
Их подбросили в воду, томясь.
Глупо, думали с ними горе…
Уплывет. Но мечта не сбылась

Просто стали на время друзьями,
Гладь морская и несколько роз
Словно сшитые вместе ветрами
Из гранатовых бурь, синих гроз

Заискрилась прозрачная нежность
В берегах двух холодных сердец
Море стало дарить розам вечность
Отложив так на день их конец…

За окном занавескою белой
Осенний мечется снег.
Мне хотелось бы быть очень смелой,
Только смелости вовсе нет.

Занавеску ту ветер колышет:
Мне узор этой ткани не нов.
Мне хотелось взлететь повыше,
Наплевать на тяжесть оков.

Только всё это не выполнимо,
Только всё это глупый план.
Моё счастье проходит мимо,
А я снова попала в капкан.

А я снова серее тени,
И я снова глуха и нема
Этот снег ничего не изменит,
Только в белый окрасит дома.

9
Ноя

Dream

Стихи

We have a dream/Мы имеем мечту.(c)Barack Obama

***
Твои волосы пахнут вчерашним дождем
и жасминовым чаем.
Солнце лезет нахально в оконный проем,
вот разбойник — отчаян.
Я продлю нашу ночь на уловку портьер,
ловкий ход поцелуев,
солнцу хватит высоких заоблачных сфер,
пусть тебя не ревнует.

Не стучите, не ломитесь, не проситесь,
здесь хватает места только для двоих.
Проходите, пролетайте, проноситесь,
солнце, ветры и проезжий витязь,
чар поберегитесь колдовских.

Знаешь, солнце, теперь ревновать — мой удел,
до озноба и жара.
Ничего не боялся, и вот — онемел
перед даром Стожаров.
Перед звездным ребенком красы неземной,
из космической тверди
мне на сердце упавшим горячей звездой.
Может, даже до смерти.

Не стучите, не ломитесь, не проситесь,
здесь хватает места только для двоих.
Проходите, пролетайте, проноситесь,
солнце, ветры и проезжий витязь,
чар поберегитесь колдовских.
(с)

***
Обжигалась? Ну что ж, так и надо.
Так и надо — не верить словам.
Только вспышку случайного взгляда
Твоего — никому не отдам.
Я-то знаю: все взгляды и встречи,
Разговоры, улыбки, слова,
Все твои бесконечные речи
Я в любовь превратила сама.
Это глупое самовнушенье!
Дал искру равнодушный твой взор.
И сама приняла я решенье,
Из искры разжигая костер.
Обожглась, растравила все раны,
Но тебя я ни в чем не виню…
Только тянет к тебе, как ни странно,
Словно бабочку тянет к огню…
(с)

За окном занавескою белой
Осенний мечется снег.
Мне хотелось бы быть очень смелой,
Только смелости вовсе нет.

Занавеску ту ветер колышет:
Мне узор этой ткани не нов.
Мне хотелось взлететь повыше,
Наплевать на тяжесть оков.

Только всё это не выполнимо,
Только всё это глупый план.
Моё счастье проходит мимо,
А я снова попала в капкан.

А я снова серее тени,
И я снова глуха и нема
Этот снег ничего не изменит,
Только в белый окрасит дома.